— Как жизнь, Майк? — Справляясь с дрожью в руках, Мэттнаполнил свою кружку.

Жизнь самого Мэтта всегда напоминала график смодулированными подъемами и спусками (да и те последние тринадцать лет, послесмерти матери учителя, пребывали в предгорье), и ее ровное, гладкое течениемало что нарушало. Например, то, как жалко заканчивал свои дни кое-кто из егоучеников. Билли Ройко разбился на вертолете во Вьетнаме за два месяца допрекращения огня, Салли Грир (одну из самых блестящих и живых учениц Мэтта)отправил на тот свет пьяный дружок, когда девушка сказала, что хочет с нимпорвать, Гэри Коулмен ослеп из-за некого таинственного вырождения зрительногонерва, брат Бадди Мэйберри, Дуг (единственный хороший парнишка во всемполоумном клане) утонул на пляже «Старый сад». Да еще наркотики — маленькаясмерть. Из канувших в воды Леты не все сочли нужным искупаться в ней, однакобыло довольно ребят, сделавших грезы своим хлебом насущным.

— Жизнь? — медленно произнес Майк. — Не знаю, мистер Бэрк.Не очень, чтобы очень.

— На какую пакость ты сел, Майк? — осторожно спросил Мэтт.

Майк непонимающе посмотрел на него.

— На какие наркотики, — сказал Мэтт. — Бензедринчик?Красненькие? Кокаин? Или это…

— Наркота тут ни при чем, — ответил Майк. — По-моему, яприболел.

— Правда?

— Я в жизни не садился на крутую наркоту, — выговорил Майк иэто, похоже, стоило ему ужасных усилий. — Только травку курил, да и ее ужемесяца четыре не пробовал. Болею… Заболел я, по-моему, в понедельник.Понимаете, уснул в воскресенье вечером на Хармони-Хилл и проснулся только утромв понедельник.

Он медленно покачал головой.

— Чувствовал я себя дерьмово. И с тех самых пор мне с каждымднем вроде бы все гаже. — Он вздохнул, и Мэтту показалось, что грудь Майкасотряслась от свистящего вздоха, как мертвый листок на ноябрьском клене.

Озабоченный Мэтт подался вперед.

— Это случилось после похорон Дэнни Глика?

— Ага. — Майк опять поглядел на него. — Когда все разошлисьпо домам, я вернулся, чтобы закончить, но этот раздолбай… прошу прощения,мистер Бэрк… этот Ройял Сноу так и не объявился. Ждал я его долго, и воттогда-то, наверное, начал заболевать, потому как от всего, что было потом…черт, голова болит. Трудно думать.

— А что ты помнишь, Майк?

— Что помню? — Майк уперся глазами в золотистую глубинупивной кружки, наблюдая, как пузырьки, отделяясь от стенок, всплывают кповерхности, чтобы выпустить заключенный внутри них газ.

— Помню пение, — сказал он. — Приятней пения я не слыхал. Итакое чувство, будто… будто тонешь. Но приятное. Вот только глаза. Глаза.

Он обхватил себя за плечи и передернулся.

— Чьи глаза? — спросил Мэтт, подаваясь вперед.

— Красные. Страшные глаза.

— Чьи?

— Не помню. Не было никаких глаз. Мне все это приснилось. —Мэтт буквально видел, как Майк отпихивает от себя свои воспоминания. — Провечер воскресенья я больше ничего не помню. В понедельник утром я проснулся наземле и сперва даже подняться не мог, так устал. Но в конце концов поднялся.Вставало солнце, я испугался, что обгорю, и ушел в лес, к ручью. И вымоталсявконец. Жутко вымотался. Поэтому опять прикорнул. И проспал… ну, часов дочетырех или до пяти.

Он издал тихий шелестящий смешок.

— А когда проснулся, то оказалось, что меня всего засыпалолистьями. Правда, я чувствовал себя чуть получше. Я поднялся и вернулся кгрузовику.

Майк медленно провел по лицу ладонью.

— Должно быть, с малышом Гликов я в воскресенье вечеромзакончил. Занятно, но я этого даже не помню.

— Закончил?

— Ну, приходил Ройял или нет, но могила оказаласьзасыпанной. Дерн уложен и так далее. Хорошо сработано. Но как я это сделал, непомню. Наверное, мне действительно было худо.

— А где ты был в понедельник вечером?

— У себя дома, где же еще.

— А во вторник утром как ты себя чувствовал?

— Во вторник утром я вообще не просыпался. Проспал весьдень. И очухался только к вечеру.

— И как ты себя чувствовал?

— Ужасно. Ноги были как резиновые. Попытался сходить за глоткомводы, и чуть не упал. Пришлось топать на кухню, придерживаясь за мебель. Я былслабым, как котенок.

 Майк нахмурился.

— На ужин я открыл банку тушенки знаете, эту дрянь «ДинтиМур» — но съесть не смог. Вроде как посмотрю на нее — и обратно тянет. Как еслис жуткого похмелья увидеть жратву.

— И ты ничего не ел?

— Пытался, только все вылетело обратно. Но почувствовал себянемножко лучше. Вышел из дому, немного погулял. А потом пошел спать. — ПальцыМайка обводили круглые следы пивных кружек на столе. — Только сначала мне сталострашно. Ну, вот как пацан какой-нибудь боится Элламагусалума. Я обошел дом,убедился, что все окна заперты. И когда пошел спать, оставил везде свет.

— А вчера утром?

— Хм-м? Нет… я вчера встал только в девять вечера. — Опятьэтот тихий короткий смешок. — Помню, я еще подумал: ежели так дальше пойдет,просплю все на свете. И что так бывает, когда помрешь.

Мэтт мрачно приглядывался к нему. Флойд Тиббитс встал, сунулв автомат четвертак и принялся подстукивать музыке.

— Занятно, — сказал Майк. — Когда я вставал, окно в спальнебыло открыто. Должно быть, я сам открыл. Мне снилось… за окном кто-то был и яподнялся… поднялся, чтобы впустить его. Ну, как идешь впустить старого друга,который замерз… или хочет есть.

— Кто же это был?

— Это был всего лишь сон, мистер Бэрк.

— Но кто тебе снился?

— Не знаю. Я собирался попробовать поесть, но только подумал— и блевать захотелось.

— Что ты сделал?

— Смотрел телик, пока не кончился Джонни Карсон. Мне былогораздо лучше. а потом пошел спать.

— Окна ты запер?

— Нет.

— И проспал весь день?

— Я проснулся на закате.

— Слабость чувствовал?

— Хотел бы я объяснить.

Майк провел по лицу рукой.